PravoinWeb

Сегодня легальным обоснованием защиты владения может быть, пожалуй, лишь ст. 1 Протокола N 1 к Европейской конвенции по правам человека с ее расширенным пониманием объекта защиты собственности <1> (в английском тексте ст. 1 Протокола N 1 употребляется термин "possession"). Расширение объекта защиты по сравнению с указанным в норме правом собственности характерно и для практики Конституционного Суда Российской Федерации применительно к ст. 35 Конституции РФ. Видимо, не случайно проблемы защиты владельцев занимают в практике КС значительное место, превосходя в этом отношении и практику Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, и тем более - Верховного Суда РФ.

<1> Вообще говоря, это неизбежно вытекает из самой природы декларации: невозможно же провозглашать в декларации права требования из обязательства или иные относительные права. Между тем, не имея риторической привлекательности и не являясь свойствами личности, они бывают не менее важны, чем права абсолютные. Потому в жизни они и защищаются за счет расширенного понимания собственности. Декларации о собственности становятся, стало быть, также декларациями об имуществе, имущественных и неимущественных правах человека. Таким образом, в сферу защиты попадает и владение.

Понятно, что в рамках сложившихся в прежние годы подходов (отразившихся также и в ГК) совершенно неизбежно появление представлений о владении как праве, о "праве владения". С этим можно было бы мириться и ожидать изживания этих взглядов по мере возврата в отечественное право достижений юридической цивилизованности. Однако курьез, произошедший с поправкой в ст. 223 ГК, который всецело объясняется забвением всякой цивилизованности и торжеством юридического примитива <1>, показывает неуместность надежд на постепенный прогресс, который совершается сам собой.

<1> Учреждение этой нормы, впрочем, привело к одному интересному следствию.

Как известно, в теории имеется проблема злоупотребления собственником своим правом путем предъявления иска о признании права собственности, в то время как на самом деле интерес истца состоит в истребовании вещи. Но если виндикационный иск может натолкнуться на защиту ответчика, во-первых, в виде ссылки на добрую совесть, а во-вторых, в виде возражения о пропуске срока исковой давности, то иск о признании права собственности не может быть отражен ни первым, ни вторым возражением: иски о признании права исковой давностью, как считают большинство юристов, не ограничены; добросовестность владения также не противоречит признанию права за истцом, а скорее, его предполагает. Учитывая эти обстоятельства, истцы нередко сначала заявляют иск о признании права, обходя установленную законом защиту ответчиков, а затем самоуправно отбирают вещь, ссылаясь на свое право (то, что защиты от самоуправства наш ГК практически не содержит, показывается ниже, впрочем, едва ли в этом могут быть сомнения).

Но теперь для одной категории споров можно сделать вывод о принципиальной невозможности заявления одного только иска о признании права собственности. Если в силу п. 2 ст. 223 ГК ответчик признается собственником с момента регистрации за ним права собственности и может лишиться этого права лишь в том случае, когда объект недвижимости может быть истребован у него в порядке ст. 302 ГК, то, стало быть, остается только один иск для собственника утраченного объекта недвижимости, право на который зарегистрировано за ответчиком: это - иск об истребовании этого объекта в порядке ст. ст. 301 - 302 ГК. Заявлять один только иск о признании права собственности в этом случае теперь недопустимо, так как неизвестно, может ли объект быть истребован из владения ответчика. Но если он не может быть истребован или неизвестно, может ли он быть истребован, суд не вправе лишить ответчика зарегистрированного за ним права собственности.