PravoinWeb

<1> См., например: Хвостов В.М. Система римского права. С. 225. Именно поэтому И. А. Покровский указывал, что "истинной ценой, которою покупается каждое подобное ограниченное право на чужую вещь, является урезанное, морально и экономически подорванное право собственности", что, в свою очередь, составляет одно из главных оснований для установления ограниченных вещных прав только законом, а не договором, и только при наличии особой необходимости в этом (Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. С. 210).

С другой стороны, прекращение права собственности на вещь (например, в случае ее уничтожения или изъятия из оборота) должно влечь автоматическое прекращение и всех установленных на нее ограниченных вещных прав. Поэтому другую их важнейшую черту составляет производность, зависимость от права собственности как основного вещного права. Ограниченные вещные права не могут существовать самостоятельно, при отсутствии права собственности на вещь. В связи с этим невозможно установить какое-либо ограниченное вещное право на бесхозяйную вещь и в том числе признать такое право за самим фактическим владельцем бесхозяйной вещи <1>.

<1> Поэтому следует признать необоснованными предложения такого рода, высказанные в учебной литературе (см., например: Гражданское право. Часть первая: Учебник для вузов / Под ред. Т.И. Илларионовой, Б.М. Гонгало, В.А. Плетнева. М., 1998. С. 299; Гражданское право. Часть первая: Учебник / Под ред. А.Г. Калпина, А.И. Масляева. М., 1997. С. 249).

Наконец, общепризнанную особенность ограниченных вещных прав составляет их сохранение при смене собственника обремененной ими вещи. Именно данное положение, традиционно квалифицируемое в качестве права следования, обеспечивает юридическую прочность вещного права в отличие от обязательственного (договорного) права, субъект которого по общему правилу должен договариваться с новым собственником об условиях продолжения использования чужой вещи.

В отечественном гражданском праве это классическое положение, к сожалению, не выдержано до конца последовательно: наш законодатель в советское время наделил правом следования представлявшегося ему слабой стороной арендатора вещи (ст. 169 ГК 1922 г., ст. 54 Основ гражданского законодательства 1961 г. и ст. 288 ГК 1964 г.). Данное правило сохранено и в действующем законодательстве (п. 1 ст. 617 ГК) <1>.

<1> Оригинальную трактовку права следования давал М. М. Агарков: он рассматривал его как "право активного субъекта истребовать вещь от всякого, кто незаконно владеет ею" (Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву // Избранные труды по гражданскому праву. С. 203 - 204). Но и в таком понимании право следования, по его мнению, составляло одну из особенностей вещных прав, которая отсутствует в современном российском гражданском праве.

Стоит напомнить, что в 1989 г. с целью максимальной охраны интересов широко пропагандируемых арендных предприятий от возможного произвола со стороны различных чиновников, представлявших главного тогда арендодателя - государство, а также превращения аренды с выкупом государственного имущества в основную форму разгосударствления были даже приняты Основы законодательства Союза ССР и союзных республик об аренде. Их содержание и применение серьезно исказили в правосознании классический обязательственно-правовой институт аренды.

В результате в отечественной литературе получил необоснованное распространение весьма небесспорный взгляд на права арендатора как на вещные или смешанные, вещно-обязательственные (при этом обычно игнорируется прямо предусмотренная ч. 1 ст. 606 ГК возможность передачи вещи в аренду без владения). Более того, этот подход вместе с аналогичными попытками трактовки смешанной природы прав залогодержателя, в свою очередь, стал базой для более общих сомнений в обоснованности самого деления имущественных прав на вещные и обязательственные.

Между тем еще дореволюционный проект Гражданского уложения вовсе не предполагал наделения арендатора таким правом (ст. 1860), ибо в классическом понимании аренды нет никаких вещных элементов и арендатору не предоставляется никакого права следования. Так, Д.Д. Гримм прямо усматривал "основное отличие вещных прав пользования и распоряжения от таковых же личных" в том, что последние, в отличие от первых, могут быть прекращены "распорядительным актом установителя права (auctor'a)": "если А. отдал свой участок в аренду В. и потом продает его без всяких оговорок лицу С., то В. может быть изгнан новым собственником, так как вследствие отчуждения участка его право пользования прекратилось, и он сохраняет только иск об убытках против А." <1>. Иначе говоря, по общепринятой юридической логике обязательственное право нанимателя должно уступать вещному праву нового собственника.